Луна. Только луна освещает дорогу безумцу, ступающему по чёрной воде, дрожащей от ветра, словно печальная Джесси в одну из тех ночей, когда я разбил своё зеркало, осколки которого вонзились в сердце так глубоко, что навсегда оставили в нём отражение запаха двух чёрных тюльпанов, лежащих перед дверью, за которой я танцевал на кроваво-красном снегу с печальной Джесси, несколько раз за ночь выходя покурить на балкон с видом на луну, призрачным светом режущую нервы, сводящую с ума тихим шёпотом, задающим один и тот же вопрос: «Зачем?». Да… это тот самый вопрос, на который я не стал отвечать, когда начал ставить хрустальные статуэтки на пыльную полку,  я каждую ночь смотрел на них, любуясь изяществом и идеальной красотой, жалея о том, что больше не могу касаться ни одной из них, вспоминая, как держал в руках самую первую, такую маленькую и хрупкую, что хотелось заботиться о ней вечно, а вторая, ты не поверишь, вторая – её сестра, я был тогда слишком юн, чтобы прочесть все её грани… третья… я поставил её лицом к стене, чтобы не видеть каждый раз слёзы, до сих пор блестящие на её щеках, четвёртая, шестая, восьмая… - они мелькали так быстро, что я не уверен в их существовании, но среди всех этих хрустальных фигурок есть две особенное, уникальные, светлая и тёмная, инь и янь, мёртвый холодный ангел – весёлая Хельга против печальной Джесси…
Луна… дорога… тусклый свет… шаг… шаг… дверь… открыта…бита в руках… статуэтки падают вниз… звон… осколки… удар за ударом… Удар за ударом, превращая хрусталь в мелкое крошево, я знаю, я точно знаю, что уже никогда не вернусь в этот дом, выросший в дремучем лесу моих мыслей, в котором даже я сам боюсь заблудиться, застрять в одной из паутин сознания, такой же липкой, как голландский поцелуй, застывший на уголке рта, произносящего самые сладкие и самые страшные слова, слыша которые хочется кричать так громко, чтобы утонуть в истошном вопле, бежать в никуда с запредельной скоростью, только бы никогда больше не слышать сводящего с ума голоса, бежать по чёрной воде, отражающей призрачную луну, пронзительно звонко смеющуюся над тем, как я пытаюсь сохранить тончайшие нити смысла существования, сгорающие в изумрудном пламени потухшего камина древнего замка с башнями, своими шпилями уходящими в космос, тянущимися к холодной луне… Удар за ударом, превращая хрусталь в мелкое крошево, я освобождаюсь от оков своей памяти.
Луна… Луна, давай с тобой станцуем на лезвие ножа, давай сплетёмся в маковом цвету, давай сыграем в ароматы самых крепких вин, давай любить друг друга как Ромео и Джульетта… Луна… Только луна освещает дорогу тому, кто носит в кармане разбитое зеркало. Ты слышишь меня? Я кое-что знаю. Я знаю, где спрятан сундук мертвеца, я знаю, кто был за рулём того грузовика, что оставил на асфальте красные полосы, я знаю превосходный способ сделать нашу любовь вечной – в самый сладкий момент оргазма утонуть в объятьях смерти…
Луна… Когда я смотрю на тебя, мой пульс веселее чем у колибри… Нарисуй мишень на спине у бегущего вверх, смерть стреляет с двух рук, всё так просто. Иней на лепестке, лёд - кинжалом по горлу, снег в глазах… очень холодно… В одной из сказок, рассказанных на ночь разводным мостам, лежит человек на дне самого тёмного из переулков: всегда молодой, вечно второй – предпоследний герой из спичечного коробка, и смех, громкий чистый сумасшедший смех летит вдоль мостовых…